Отец не обращал на нее внимания в течение долгих лет, но то, что произошло сейчас, было худшим из унижений.

Оставляя ее в руках похитителей, он подтверждал, что дочь занимала самое ничтожное место в его сердце. Он даже не поинтересовался, как здесь с ней обращаются. Было ясно, что отец ничуть не дорожил Эмил, несмотря на то что она носила его имя.

— Вот скотина, — пробурчал себе под нос Лаган еще до того, как за девушкой захлопнулась дверь.

— Помолчи, Лаган. Лучше сходи и разузнай, что с ней. — Парлан пристально взглянул на Лахлана после того, как его приятель вышел. — А знаешь, он ведь отчасти прав.

— У меня нет средств, чтобы выкупить обоих сразу.

Наследник рода важнее, чем младшая дочь. — Лахлан смотрел на Парлана тоже не слишком дружелюбно. — Ты ведь не поверишь на слово, что деньги придут, и не отпустишь обоих сразу.

— Я не сомневаюсь в верности твоего слова, по прежде чем отпущу на волю хотя бы одного из них, хочу ощутить на ладони тяжесть золота.

— Что ж, так я и думал. Деньги за парня соберут в течение двух недель. Сейчас, правда, я не могу сказать, когда выкуплю девочку. — Лахлан остановился у двери. — Оставляю ее твоим заботам и уверен, что зла ей не причинят.

— Я уже сказал, что ни я, ни мои люди не станут ей вредить, пока она будет оставаться под моей опекой.

— Чтоб у него глаза повылазили! — выругался Лейт, едва отец вышел из спальни.

— Все не так просто, как ты думаешь, — сказал Парлан. — На самом деле он обожает свою дочь.

Лейт уставился на Парлана в полнейшем недоумении.

— Как ты только мог подумать такое? Особенно после того, что произошло? Выбор между наследником и младшей дочерью должен был быть в ее пользу — хотя бы потому, что она подвергается наибольшему риску.

— Я видел его лицо, когда Эмил вошла в зал. Существует нечто, что заставляет его скрывать свою любовь. Причина, похоже, весьма основательная. И я собираюсь выяснить, в чем тут дело. Но ты, Лейт, пока отдыхай, — заключил глава клана Макгуинов и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Лаган и Малколм сшивались неподалеку от конюшни.

— Ну, где девочка? — спросил Парлан.

— Там, в стойле, со своим конем, — откликнулся Малколм. — Мы подумали, что лучше оставить на время ее в покое.

— Я сам здесь побуду. А вы проследите за тем, чтобы у наших гостей не было недостатка в еде и питье. Они собираются скоро нас покинуть. Кстати, позаботьтесь о том, чтобы нам с девушкой никто не мешал.

Эмил поняла, кто вошел в конюшню, еще до того как Парлан уселся с нею рядом и сжал ее в объятиях. Ей почему-то не показалось странным, что она искала утешения у Черного Парлана, в сущности, своего тюремщика. Этот человек был теперь ее надежной опорой, единственным существом, на которого она могла положиться.

Парлан улегся на сено, не выпуская из ладоней рук Эмил.

Его самого весьма удивляла настоятельная потребность избавить эту маленькую женщину от страданий. Еще больше его удивляло, что ее боль он чувствовал как свою. Он делил с ней ее горе, сам того не желая.

— Ты едва не подвела меня под монастырь, девочка, — проворчал он, надеясь вызвать ее на разговор и отвлечь от печали.

— Я изо всех сил старалась сдерживаться. — Она всхлипнула, но попыталась взять себя в руки. — Что делать, это была слабость с моей стороны.

— Ну, не горюй. У тебя были все основания поплакать.

Никто не осудит тебя за слезы. Но ответь мне: ты в самом деле боишься остаться под моим кровом?

— Нет, что ты. Конечно, если ты не станешь повышать на меня голос и рычать, — сказала девушка и, улыбнувшись, положила голову Парлану на грудь.

Повернувшись так, чтобы иметь возможность видеть ее лицо, Парлан, конечно же, заметил эту робкую, проступившую сквозь слезы улыбку.

Приходилось признать, что Эмил была первой женщиной в его жизни, которая не только доставила ему удовольствие в постели, но и заставила его думать о ней, сопереживать вместе с нею. Он не понимал, что это значило, почему было именно так, а не иначе, — но потому он и звался Черным Парланом, человеком, обладавшим не только пронзительным темным взглядом, но и темными, никем еще не исследованными безднами в душе.

— Ты, стало быть, боишься, что я буду на тебя кричать и даже рычать? — проговорил он низким голосом и пощекотал губами ее шею, заставив Эмил улыбнуться.

Потом, без видимой причины, она вдруг снова стала серьезной.

— Ты, наверное, думаешь, что для отца честь семьи — пустой звук? И ему абсолютно наплевать на то, что будет со мной? Но, согласись, он же не может знать о том, что случилось между нами…

Парлану потребовалось усилие, чтобы удержаться от смеха.

— Ты что, думаешь, я в состоянии разобраться во всей той мешанине, которую ты только что изволила обрушить на мою голову? — Он все-таки рассмеялся, заметив, что девушка нахмурилась, размышляя над его словами.

Осознав, что она нагородила, Эмил и сама принялась хохотать над тем сумбуром, который царил у нее в голове.

— По-моему, ему на тебя вовсе не наплевать. По крайней мере он взял с меня слово, что я не причиню тебе вреда.

Она снова нахмурилась, вдумываясь, после чего покачала головой:

— С твоей стороны это было проявлением крайнего лицемерия, Парлан Макгуин.

— Увы. — Парлан широко ухмыльнулся, а Эмил снова начала смеяться. — Но если вдуматься, скажи мне, малышка, я тебя бил?

— Нет, телесных повреждений не было, что и говорить.

Но ты забыл о страданиях духа — как-никак я стала твоей наложницей.

— Ты не наложница. Ты моя любовница. Не хмурься, не хмурься — это не одно и то же. — Он принялся расстегивать сначала ее камзол, а затем рубашку.

— Я не очень понимаю разницу, но это дела не меняет.

Скажу тебе вот что: уж если мне суждено делить ложе с мужчиной, я хочу, чтобы рядом был ты, а не Рори.

Он распахнул на ней рубашку и обнаружил, что ее соски уже набухли от возбуждения и взывали к ласкам.

— Ты никогда не будешь принадлежать ему.

— Но я должна стать его женой. Ой! — Эмил с шумом втянула в себя воздух, когда его губы жадно впились в одну из ее грудей. — Что ты делаешь? Не можем же мы заниматься этим здесь?

— Ты всегда говоришь, что мы не можем того или этого, а я хочу тебя убедить в том, что ты не права. — Парлан приподнял ее голову, чтобы вглядеться как следует в ее глаза. — Ты никогда не станешь женой Рори.

— Как, интересно знать, ты собираешься воспрепятствовать этому?

— Мое дело. А теперь помолчи: я должен показать тебе, что мы можем, хотя ты и утверждаешь обратное.